Пространство и архитектура

Пространство является условием рационального познания мира. Рациональное познание и связанная с ним европейская цивилизация в лице науки, искусства и философии обуславливают само возникновение категорий пространства, времени, причинности, энергии, истины. Характерное для традиционного общества понимание мира довольствовалось представлениями МЕСТА, жизненного ЦИКЛА, злой или доброй ВОЛИ, СИЛЫ, ПРАВДЫ. Эволюция от «места» к «пространству» может быть представлена следующим образом: 1) все, что ни случается, оказывается происходящим ГДЕ. Обыкновенный здравый смысл и очевидность связывают событие (факт и временность) и его локализацию — ГДЕ. 2) Наличие тех или иных мест осуществления событий предполагает реализацию принципа наличия места. 3) Категория «пространство» и есть овеществленный принцип наличия места. Соответственно, к нему приложимы все характеристики места. 4) Кроме этого, сам процесс концептуализации (осуществляемый при образовании понятия) предполагает наличие схемы, закрепляющей содержание категории. Известно несколько вариантов схемы — разных интерпретаций пространства, конкурирующих между собой (Декарт, Ньютон, Лейбниц, Эйнштейн и Лобачевский).

Рациональное познание и связанное с ним рациональное отношение к миру задают саму возможность существования нашего мира. Любое нерациональное отношение сегодня оказывается катастрофичным, т. к. не обеспечивает минимального условия выживания в сегодняшних условиях: понятности предпринимаемых действий и их мотивов. Религиозное сознание не противоречит принципу рациональности, являясь сверх-рациональным (т. е. недоступным описанию в известных философских и научных категориях), так же, как, например, искусство. Рациональное познание здесь подходит к своему пределу, не переставая при этом выполнять свою конструктивную задачу, — выработку знаний для повышения эффективности производства (условий обеспечения жизнедеятельности людей). Следовательно, жизнь шире, чем можно охватить ее рациональным познанием, и, в то же время, собственно познание может быть только рациональным. Другие формы приобретения знания о мире, такие как откровение, прозрение, — не имеют отношения к познанию, — являются вне- или сверх-рациональными.

Архитектура имеет единый корень и собственную историю, но, очевидно, архитектура сегодня отличается от архитектуры Древнего мира или Средневековья, как своей организацией, так и идеологией. Об архитектуре как о пространственном искусстве, а тем более, искусстве организации пространства можно говорить не раньше, чем возникает известная метафора: «Архитектура — застывшая музыка». Во-первых, перенос становится возможен только при очевидности общности разных видов искусства, что исторически ознаменовано выделением изящных искусств, — тех видов деятельности, которые сегодня принято называть искусствами в собственном смысле слова. Во-вторых, перенос обеспечен аналогиями звуков и тел, времени и пространства. Это значит, что категория «пространство» заняла прочное место в языке, а соответствующие представления стали достоянием обыденного сознания (массового сознания), — т. е. эти представления воспринимаются их носителями как очевидные, сами собой разумеющиеся.

Сегодняшнее понимание сущности архитектуры наследует эти представления о пространстве и о той роли, которую «пространство» играет в профессиональном мышлении, независимо от того признается значимость пространства для профессии или нет.

Почувствовать разницу можно, просто сопоставив два определения профессии. Первое: Архитектура — искусство организации пространства жизнедеятельности людей. Второе: Архитектура — проектная деятельность, направленная на обеспечение условий осуществления жизнедеятельности людей. Во втором определении очевидно стирается специфика архитектуры; она становится неотличимой от дизайна, декоративно-прикладного искусства, с одной стороны, и неотличимой от инженерных дисциплин (эргономики, инженерии, социологии), с другой. Поиск архитектурой и архитекторами собственной идентичности — генеральная линия развития профессии сегодня. Выбор того или иного направления, той или иной стратегии в установлении такой идентичности (самоопределения) задает вектор этого развития. Остается актуальной вечная дилемма: то ли идти вширь, то ли вглубь. На предыдущей развилке истории профессии был избран путь на отделение и размежевание с инженерной деятельностью, явно обозначенный учреждением Академий художеств (и архитектуры) и системы политехнического образования.

С нашей точки зрения, отказ от пространства, как предельной, наиболее общей для профессии категории и, вместе с тем, важнейшего оперативного (модельного) представления есть движение вширь, к размыванию границ профессии, в конечном счете, к ее исчезновению.

Задача дальнейшего изложения состоит в отмежевании пространства и пространственности от представлений, призванных заместить категорию пространства (в том числе, путем задания «более общей» категории) в архитектурной теории и архитектурном образовании. Прежде всего, это представления «среда» и «текст». Другой важнейшей задачей (не обсуждаемой в настоящей статье) оказывается прояснение специфики архитектуры как искусства в его соотнесении с проектированием и в понимании сущности искусства как такового и его роли сегодня, в частности.

Известно, что слово «текст» занесено в искусствоведение и архитектуроведение представителями структурного анализа, или философского структурализма (и, так называемого, пост-структурализма). В рамках этой теоретической школы любое явление культуры может рассматриваться и анализироваться как знаковый комплекс — текст. Прототипом организации любого текста является естественный язык, а предметам его изучающим отдается преимущество перед остальными. В качестве таковых, прежде всего, выступают структурная лингвистика, психоанализ, семиотика, структурная антропология. Соответственно, набор понятий: текст, контекст, денотат, знак (иконический и вербальный), значение, телесность вошли в арсенал искусствоведов и в словарь архитектурных публикаций. Применение структурного подхода в архитектуроведении открыло целый ряд новых исследовательских горизонтов, а полученные результаты говорят об эффективности такого рода исследований. Но самые общие принципы должны быть приведены к специфике исследуемой области, что требует специальной теоретической и методологической работы, а полученные результаты должны быть, в свою очередь, переинтерпретированы для общеупотребительного использования.

Возникает вопрос, в случае архитектуры отождествляются ли между собой пространство и текст? Что выступает в качестве текста в архитектуре? Осуществленный проект, он же артефакт, он же текст? Тогда мы сталкиваемся с проблемой анализа произведения искусства в полном объеме, причем в его специфическом архитектурном варианте. И тогда очевидно, что указанные категории не специфичны для архитектуры, т. е. не проясняют ее глубинных, сущностных особенностей. С другой стороны, отождествление пространства с текстом вызывает большие затруднения. …

Пространство и среда отличаются по степени общности. Если «больше» оказывается пространство, тогда среда — это то, что обладает свойствами материальности (водная, воздушная, световая и проч.). Если «больше» среда, тогда пространство низводится до измерения расстояний между границами тел и измерению их поверхностей. Популярность термина «среда» обеспечивается сегодня его связью с биологической и экологической тематикой. Принципы анализа био- и геоценозов переносятся на «среду» обитания человека. При такой интерпретации в среду «попадает» и вся социальная и культурная жизнь, которая начинает описываться в соответствующих представлениях. Архитектор тогда «организует среду», а не пространство. Отсюда возникают далеко идущие следствия… Что значит, организует среду? Что это за объект архитектурного оперирования? Как в этом разобраться? Если «среда» — это все, то архитектор организатор всего. Что же выделяется в этом всем? И тут на помощь экологам приходят структуралисты. Они предлагают рассматривать среду (все) как сложный многоуровневый текст, выделяя в нем разные слои-аспекты. Наиболее очевидный (натуральный) слой — это вещи-тела и их расположение между собой. Другой уровень — вещи, имеющие культурный контекст и историю. Третий — психологические особенности персонажей-людей, пребывающих в среде и т.д. Но, что принципиально: все специфические характеристики чего бы то ни было в среде, определяются качествами этой среды (ее веществом и составом этого вещества). Категории пространства при последовательно проведенном средовом — экологическом подходе нет места. Тому свидетельство — подход известного теоретика, так называемой, экологии восприятия Дж. Гибсона.